Just Opium

- А ты псих. - сказал ты спокойно, наливая в стакан со льдом дорогое виски, что всегда стояло у тебя в кладовке, запечатанное, с тонким слоем серой и сухой пыли на коробке. Я немного усмехнулся и посмотрел на тебя, а точнее на наполняющейся янтарной жидкостью стакан. Я еще раз немного улыбнулся, полу-усмехнулся, и молча взяв куртку со спинки дивана, направился к выходу. Ты не пошел за мной, ты меня не остановил. Лишь, когда я уходил, я услышал твой спокойный голос мне вдогонку.
- Если ты уйдешь, я выколю себе глаз.
Но было поздно и дверь захлопнулась, а ключи я оставил на твоем обеденном столе. "Ты этого не сделаешь" - оправдывал я себя.
И так я исчез из твоей жизни. Пытаясь забыть и не мучаться своим предательством любимого человека.
Любимого. А был ли он мне когда-то, тот человек, с которым я провел столько месяцев, любимым. Я не задавался этим вопросом никогда, до тех пор, пока я не встретил тебя - мой сладкий и нежный опиум.
Ты никогда не обещал мне тех чувств, что я всегда от тебя хотел. Ты никогда не говорил о них в слух, и я всегда себя корил, за измену, и за жалкое неумение отказаться от тебя. Я зависел от тебя. Я стал наркоманом.
Но все должно было когда-то кончиться. И хлопок железной двери, громко и четко озменовал для меня этот конец.
А я, уходя, снова винил и корил себя, за то, чего так и не было.
Зачем ты мне кинул вдогонку те слова? Зачем так сказал?
Я пытался понять и понял. Но мне стало от этого страшно и холодно. Дорог? Тебе я дорог? Важен? Неужели, я важен тебе?
Я не позволял себе в это верить, ибо твои слова, твои жесты, и твое желание так сильно ненавидеть того, человека, которого я любил, а может и люблю, своего мужа, это все не допускало единой мысли о том, что я могу хоть капельку быть тебе дорог. Я не мог понять, что я мог быть тебе нужен не только как средство для мести или ненависти, а что еще могу быть дорог, просто, как человек, просто тот, с кем тебе хорошо.
Но нет, как обычно, это чувство вины. Я же так много причинял тебе боли, и ты так часто об этом мне упоминал, не давал забыть. Я люблю себя ненавидеть. А с тобой я стал себя ненавидеть все чаще и чаще, все сильнее и сильнее.
Я не ушел далеко, я поднялся на последний этаж, жаль, что люк на крышу был закрыт, я просто сел на последнюю ступеньку и закурил. А слезы сами капали.
Почему я плачу из-за тебя? Я же сам ушел. Я же сам не остался.
Я уверен, я четко уверен в том, что я сделал правильную вещь - я ушел от тебя, оставил одного, я дал себе и своему сердцу одну возможность - любить одного человека, которого я действительно люблю, с которым проведу свою жизнь, с которым разделю постель, счастье, боль, горе и в итоге свою смерть по его вине.
А я плакал, наверное, потому что я жалел себя. Жалел, что потерял возмодность утопать в бешеном танце твоих горьких слов. Потерял возможность играть и любоваться своей наивностью. Как низко.
"Ты слишком жалок, дорогой..." - рассмеялся я внутри себя, от чего слезы сильнее полились из моих глаз, но толкьо слезы и очередная сигарета. Я не знал. Я не думал и не хотел думать ни о чем, я просто снова и снова проживал эти факты, эти больные факты.
Я не хотел верить в боль своих слез.  Я не хотел ни во что верить.
Я встал и спустился на первый этаж, пока я спускался, с каждой новой ступенкой ниже я сильнее и сильнее убеждал себя в том, что я все равно виноват, и что я поступаю глупо и не правильно, но все равно я уверился в том, что это было сделано правильно.
На улице шел дождь.
Я снял куртку и оставшись в одной белой рубашке я пошел по темным улицам города, страстно желая того, чтобы меня кто-то нашел и изнасиловал, и оставил подыхать в каком-то темном переулке. Так мало я себя ненавидел.
Я шел и вода струилась по моему лицу, та дождевая влага, кторая раньше была для меня спасением моей проклятой души, теперь же ничем другим не была, как просто холодной дождевой водой в середине декабря.
А потом я остановился и, запрокинув голову назад, подставляя лицо этому треклятому дождю, открывая рот и глаза, громко рассмеялся. Я смеялся долго и дико. Этот смех походил на смех душевно больного психа, что сбежал из своей четырех уголньой мягкой белой комнаты желтого дома. Я смеялся и смеялся.
"Боже, дорогой, как же я жалок...!"
Маньяк извращенец этой ночью меня не нашел. Мое тело девственно обволакивал этот декабрьский дождь. Этой ночью я себя подарил ему, только ему.  Хороший подарок, особенно, когда о таком никто никогда не просил.  Я рассмеялся еще громче, и в конце моей вакханалии, я сорвал голос, и даже не пробовал сказать хоть и слова.
Я сел на мостовую, на бордюр и с тупым интересом наблюдал за тем, как вода потоками стекает в канализацую, и жутко острое желание, стать одной из капелек этого дождя и так же смыться в канализацию, вдруг меня охватило, и я до исступления начал бить кулаками о свои бедра, а потом  я знаю, там остануться прекрасные большие синяки, которые будут неприятно ныть и болеть. Мне было все равно, мне хотелось до дурости сильно стать одной из частиц этого дождя, я блять, вашу мать, хотел смыться в эту чертову каналиацию, и мне было на все плевать. Плевать на все на свете.
Я полностью промок, постоянно шмыгая носом, и чувствуя, что кашель обещает быть грудным и с кровью, я слегка утихомирился, и по крайней мере перестал бить себя, как придурок или особо буйный шизофреник. Меня бесило в себе все, абсолютно все, а особенно то, что я столько боли причиняю, как и себе, так и всем другим людям, которые меня окружают и которые по определенным причинам становятся мне дорогими.
Я поднялся вдруг слишком резко, так что у меня закружилась голова, и я попытался уцепиться за что-нибудь, но ничего не нашел, и чуть не повалился на землю, но кое-как удержался, накинув на плечи куртку, хотя от этого не было никого смылса, ибо я был полностью, абсолютно, мокрый, и рубашка прилипла противно к моейму телу, как какой-то довольно таки неприятный и противный любовник, пытался лапать меня. Это было жутко.
С маниакальной улыбкой на губах, я почти в слепую шел по темным улицам этого ненавистного города моих вопоминаний, моих переживаний и такой детской и глупой игры в "Солги лучше, чем я солгал тебе". Я шел и думал о том, а красив ли я в данный момент и воообще позариться ли кто на меня или нет. Это заставило меня посмеяться. Но всего на мгновение и не так маниакально, как до этого.
Я шел, как в бреду. Я не помнил, что я видел три секунды назад, не помнил, кого заметил или кого не заметил. Мне было до ужаса все равно, что со мной случалось, что могло случиться, и что не случилось.
Я очнулся только тогда, когда почувствовал жаркий и пряный вкус твоих губ на своих губах. "Боже, как я жалок..." - пронеслось у меня в голове, но я лишь углубил поцелуй.
Второе, что пронеслось у меня в голове, меня совсем не обрадовало, и я не дал волю развиться этим мыслям, но надо было. К сожалению в тот момент надо было думать, а я не думал, как обычно не думал, я просто всецело отдавался моменту. Святому моменту.
Я прижал тебя к стене, не грубо, а просто жадно, жадно наслаждаясь твоим телом. Желая, затмить это противное ощущение, этих противных старых лап, противного холодного и до боли неприятного декабрьского дождя. Я целовал тебя, как не целовал никого прежде, сладко, страстно и с той откровенностью, которой никогда во мне прежде не было. Я чувствовал, как ты мне отвечаешь, я прекрасно знал, что тебе это нравится. Ты был моим сладким опиумом. Опиумом, от которого уносило меня на крепких белых крыльях далеко от земли, туда, где я искал свое счастье, где я его даже находил, но по возвращении всегда терял. Всегда терял.
Через пару мгновений я остановился, отстранился от тебя, и диким взглядом посмотрел на тебя, как будто в это мгновение ты мне стал самым чужим и опасным человеком. Я резко отошел от тебя и забившись в дальний угол комнаты, с открытым ртом, дрожащими губами и испуганными глазами, я обхватил себя руками и пытался отгородиться от той реальности, что представала предо мной в твоем обличии.
Что это был за взгляд? Что за ненависть и нетерпение? Я возненавидел себя в сотни миллионов раз больше, чем до этого ненавидел, и первым и единственным желанием было одно - прыгнуть с балкона и не видеть такой твой отчужденный и злой взгляд больше никогда.
Ты мне когда-то однажды сказал, всего один раз и больше не повторял, "Я хочу, чтобы ты искренне улыбался". Я думал тогда, да наверное и сейчас, что будучи с тобой,  это смогу делать, я смогу искренне улыбаться и даже быть счастливым, я смогу это сделать, просто знать, что я принадлежу тебе, а ты есть у меня, и что никогда хлопок закрытой двери не будет означать конец.
А ты не смог значит меня простить? Усмешка страха и боли скользнула на моем лице, и я понял, что я еще больше жалок, чем оказывается.
В круговороте мыслей о двух людях, я запутался. Кто ты для меня? Люблю ли я того, на ком женат? Помню ли я то, что обещал, стоя у алтаря, искренне трепеща от счастья каждой клеточкой тела? Помню ли я это? И готов ли я шагнуть в омут и потерять все и всех, ради тебя? Смогу ли я отказаться от него, чтобы быть с тобой? Тобой, кто никогда ни словом, ни жестом не показывал мне, что я когда-либо был тебе дорог, который только и говорил о том, как же я глуп и, как же жалок, о том, что я настолько нерешителен и настолько наивен, что верю в сказку про двух зайцев. А может я просто все всегда усложнял и усложняю до сих пор, но по-другому не могу уже.
Какая  ирония, и я неизбежно приближаюсь к тому, чтобы упустить все. Все, что у меня было, цепляясь за то,  чего у меня нет.
Я резко вскочил и закричал "Нет!", ты немного опешив и не понимая в чем дело, просто стоял на том же месте и смотрел на меня, а я в этот раз был слишком решителен и слишком глуп, чтобы думать о ком-либо другом, кроме себя.
Я смог простить в себе все, все, что я сделал больного людям, которым я был дорог.
Но единственное за, что я не смог себя простить в итоге привело меня на край балкона твоей квартиры, которая была на седьмом этаже. Единственное за что я не простил себя, так это за то, что я умру не от рук моего мужа, не из-за него, и не по его вине.
Я расплакался, мне было слишком больно и горько от этого. Я хотел, чтобы сейчас я лежал окровавленный в его руках и шептал его имя, как заклинание на вечное бессмертие, я хотел, чтобы он крепко сжимал последние тепло в моем теле и заставлял еще какие-то доли секунд биться мое сердце. Я хотел этого очень, но я лишил себя такой надежды, такого идеального конца. Это я сам лишил себя такого конца, добровольно отдаваясь тебе. Я запутался в чувствах к тебе.
Я столько раз говорил эти присловутые слова любви, столько раз шептал их тебе на ухо, не вкладывая в них особого значения, просто зная, что ты их хотел услышать. Я говорил именно так, не потому что не мог иначе, а просто я хотел именно так говорить. И кто же я после этого?
Слезы душили меня, и я задыхался, ветер и дождь шептали мне о том, что пора, пора вернуться к миру, который меня никогда не любил и совершить единственно-важное дело.
А ты не пошел за мной, ты не схватил меня за руку, когда я обернувшись, посмотрел на тебя, и случайно, или даже намеренно, подскользнулся и полетел вниз.
Я закрыл глаза, чтобы не видеть твое лицо. Я хотел малодушно оставить себе надежду, что ты кинулся ко мне на спасение, и что твои глаза выражали глубочайшее горе. Я надеялся на это, ведь именно в тот момент, единственный раз я понял почему сделал именно это.
Я любил тебя.
Я люблю своего мужа.

Подпись автора

Мы сами творим свой Ад и Рай.